Канарш Г. Ю. Характерологическая креатология в социальных науках: анализ капиталистической динамики

* * *

Говоря о национально-характерологических особенностях, их влиянии на жизнь современных обществ, можно привести ряд выразительных примеров связи «психического склада» нации и ее социальной жизни (как позитивных, так и негативных). Из нашей совсем недавней истории — посткоммунистическая анархия 1990-х гг., в немалой степени связанная с национально-психологическими особенностями русских (россиян), и возрождение на этом фоне черт традиционализма в России 2000-х. Другим, позитивным, примером влияния национально-психологических особенностей на процессы модернизации является экономический подъем современного Китая, в значительной мере обусловленный такими чертами китайской нации, как прагматизм (особенная, «концептуальная», практичность), трудолюбие, социальная сплоченность китайцев. «Классический» пример позитивной взаимосвязи модернизации общества и характерологических особенностей («автономная личность», «человек здравого смысла») дает Запад эпохи Нового времени.

Обращаясь к этой теме более предметно, я бы хотел кратко, почти тезисно, показать, как «работают» национально-характерологические особенности в отношении ключевого явления нашего времени — капитализма. Мой основной тезис будет вполне «консервативен» (в классическом, манхеймовском, понимании этого слова): полагаю, что разные народы (нации), а, значит, и разные общества неодинаково восприимчивы к капиталистическому способу ведения хозяйства, в том числе, к хозяйственной этике капитализма. В одних странах капитализм (в том смысле, как его понимал М. Вебер) оказывается более или менее успешным, в других — капиталистические основы экономики приживаются с трудом. На мой взгляд, эти различия не в малой степени обусловлены исторически сложившимися (в силу естественных и социальных причин) национально-психологическими (характерологическими) особенностями народов и наций.

Классический труд, посвященный анализу капитализма современного типа (как «рационально организованного предприятия») — «Протестантская этика и дух капитализма» немецкого социолога М. Вебера. Известно, как Вебер описывает «капиталистический дух», основываясь на двух основных исторических документах: своего рода этическом кодексе буржуа Б. Франклина и подобном ему по «духу» религиозно-этическом кодексе английского пресвитерианина XVII в. Ричарда Бакстера (Вебер, 2002: 31–36; 153–166). Оба документа, приводимые Вебером, характеризует прагматизм — особого рода деловитость, практичность, которая, как полагает Вебер, будучи глубоко укорененной в современной (западной) культуре, имеет своим истоком протестантскую религиозность, в ее преимущественно кальвинистской версии.

Не вдаваясь в обсуждение собственно социологической концепции Вебера (у нее есть свои многочисленные сторонники, как и противники), отметим лишь, что по существу в «Протестантской этике…» ученый дает описание особенностей американского национального характера, в большей мере свойственных именно США, и отличающих американцев от других наций (в том числе, европейских). Как отмечает по этому поводу один из современных исследователей, «…тезис Вебера о протестантизме как этике капитализма именно в США нашел свое глубочайшее выражение и подтверждение» (Керов, 2002: 266). Этот тезис «…прежде всего относится к США, и в то же время прекрасно объясняет характер и дух североамериканского предпринимательства» (там же).

Работа Вебера, как известно, о классическом западном (и более точно — американском) капитализме, но сегодня капитализм не менее успешно, хотя и на другой культурно-цивилизационной основе, развивается в незападных странах. Это, прежде всего страны Восточной и Юго-Восточной Азии (Китай и «азиатские тигры», неожиданно «поднявшиеся» в последней трети XX в.). Почему такое стало возможно, что сближает, несмотря на глубокие культурные и цивилизационные различия, прагматичных американцев и тех же китайцев (японцев, корейцев)? Как ни удивительно — сходные особенности душевной организации, обусловливающие поведение, мышление, общее отношение к жизни.

В. Г. Буров, философ, специалист по Китаю, пишет об этом следующее: «“сучжи” — природные качества китайцев, включающие в себя удивительное трудолюбие, умение выживать в трудных условиях, способность быстро приспосабливаться к незнакомому национальному окружению, этническая сплоченность…, бытовая неприхотливость, делают китайский этнос жизнеспособным, готовым к любым жертвам во имя целей, сулящих выгоды в будущем (курсив мой. — Г. К.). Подобные качества, несомненно, способствуют успешному осуществлению модернизации китайского общества…» (Буров, 2009: 186). Интересно, что характерное прагматичное отношение к жизни свойственно и традиционной этической основе китайского общества — конфуцианству. «Если в православии, которое является главной конфессией России, высшим авторитетом является верховное существо — Бог, то в конфуцианстве в его роли выступает великий мудрец Конфуций, который призывал людей добиваться воплощения своих желаний, реализации своих целей в реальной жизни (курсив мой. — Г. К.). Китайцы не верят в загробную жизнь, отсюда их рационализм, утилитаризм, прагматизм, что неизбежно влечет за собой направление всех своих усилий для достижения “посюсторонних” целей» (там же: 148).

Таким образом, очевидно, что «человеческий фактор», обнаруживающий себя в особенностях национального характера, является существенной предпосылкой усвоения тех или иных экономических (как и политических) моделей — в данном случае рациональной капиталистической системы хозяйствования. Наше предположение в этой связи состоит в том, что среди американцев, как и среди китайцев (если брать основную массу), как наиболее успешных в освоении капитализма, выражен определенный характерологический тип, имеющий свое название в современной естественно-научной типологии характеров. Это синтоноподобная аутистичность, или замкнуто-углубленный тип реалистоподобной структуры (Бурно, 2008a: 43–57). Именно этот тип характера (характерологический радикал), со свойственным ему прагматизмом (особенной концептуальной практичностью, см.: Бурно, 2008b: 16–17) обусловливает в значительной мере успех капиталистической хозяйственной деятельности в этих странах.

Как же обстоит дело в России, что становится препятствием для столь же успешного «вхождения в капитализм», как это произошло, например, в Китае? Думаю, и здесь дело в немалой степени в национальных душевных особенностях (хотя, конечно, не в них одних), во всяком случае, фактор национального характера представляется существенным.

Что является в этом смысле типичным, наиболее характерным для России? — Отмечаемое многими отсутствие прагматизма как особенной концептуальной практичности (М. Е. Бурно) в качестве массового явления. Анализируя фольклорные источники (русские народные сказки), историк А. В. Павловская отмечает: «сила Ивана-дурака (главный герой русских сказок. — Г. К.) — и в этом выразился своеобразный народный идеал — в простоте, искренности, отсутствии меркантильности и прагматизма (курсив мой. — Г. К.). В то же время его старшие братья — умницы и прагматики — как раз и оказываются в дураках. Отсутствие практицизма — это одновременно и отсутствие жадности, стяжательства» (Павловская, 2009: 49).

На характерную невыраженность в русском человеке душевных качеств, типичных для американцев или китайцев, обращали внимание многие исследователи русского быта еще в XIX в. Так, отмечаются «отсутствие здравого смысла», «здравой логики» в русских крестьянах (речь опять-таки идет о массе), которые вместе со своеобразной медлительностью, инертностью мешали энергично и с соблюдением правил заняться предпринимательской деятельностью. При этом, пишет Павловская, «…подобного рода отсутствие здравой логики отмечали и в других сословиях как общенациональную черту» (курсив мой. — Г. К.) (там же: 288). К этому стоит добавить и характерное для России отношение к труду, резко отличающее наших соотечественников от тех же американцев. «Типичный россиянин, в любом деле работающий порывами (нередко творческими), скорее инертный, тревожно-сомневающийся мечтатель или грустновато-добродушный, ловкий в работе мастер (когда разойдется), нежели работающий, как часы, оптимистический педант» (речь идет об особенностях американского характера. — Г. К.) (Бурно, 2008b: 17). Здесь же и отсутствие пунктуальности, явное предпочтение праздников трудовой деятельности и т. д. и т. п. (Павловская, 2009: 292–293; Супоницкая, 2010: 243–257). Все эти качества, характерные для массового сознания и поведения в России, и сохранившиеся до нашего времени, понятно, мало способствуют капиталистической модернизации.

В то же время, исследователи национального характера отмечают у русских национальную черту, которая в разные исторические периоды может придавать небывалый импульс развитию общества. Эта черта — способность к чрезвычайно высокой «психоэнергетической мобилизации» (Андреев, 2002: 181), когда речь идет о Большом деле — глобальном «проекте», «мессианской» задаче и т. п. В этом смысле весьма интересными представляются воспоминания ректора Московского гуманитарного университета (МосГУ) И. М. Ильинского (бывшего в начале 1960-х гг. первым секретарем Дзержинского райкома комсомола) о формировании в те годы своего рода советского гражданского общества. Он пишет: «почти три года работы в этой должности были своего рода сумасшествием… (речь идет о хрущевской «оттепели» и начавшемся в условиях относительной свободы новом витке коммунистической модернизации. — Г. К.). Общество, партия, комсомол были в крайнем возбуждении. Одно новшество опережало другое. Спокойно жить и работать было невозможно: жизнь перешла в фазу героической борьбы всех за все… (курсив мой. — Г. К.)». И, как подчеркивает Ильинский, «дело было не в том, что “вожди обещали”: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Люди и сами видели: страна стремительно изменяется, развивается, один успех следует за другим…» (Ильинский, 2008: Эл. ресурс).

Но что же, по свидетельству Игоря Михайловича, заставляло людей в ту пору жить таким «жертвенным» образом? — «Только не карьера, не деньги! Хотя, конечно, бедность унижала и оскорбляла… Чувство причастности к Общему Великому Делу, мечта о светлом будущем — вот главное» (курсив мой. — Г. К.) (там же). (Сходные размышления об этом периоде советской истории см.: Гринберг, 2010: 5–6.)

Думаю, эти особые, характерные именно для России, психологические механизмы (в основе которых — характерологическая дефензивность, «оборонительность», то, что противоположно агрессивности, в широком смысле, с ее мотивом служения Добру, общественной пользе — Бурно, 2008a: 127–129) при определенных условиях могли бы «работать» и в современную эпоху. Но для этого новый призыв к модернизации экономики необходимо соединить с традиционными для России эгалитарными идеалами, с идеей социальной справедливости. (Включающей, в том числе, и идею справедливого перераспределения.) Именно таких, гуманитарных, морально-политических, смыслов катастрофически не хватает сегодняшнему, выдвинутому властью, модернизационному проекту (Шестопал, 2010: 11). А ставка на прагматизм во всех сферах общественного бытия, напротив, существенно затрудняет переход России к новой, отвечающим современным условиям, экономической и социальной системе («инновационная экономика», «общество знаний» и т. п.). Полагаем, что обязательный учет особенностей национальной психологии и ментальности, традиционных ценностей является ключевым моментом при осуществлении в России национальной модели модернизации (Федотова, Колпаков, Федотова, 2008; Федотова, 2010).

Характерологическая креатология же, как исследовательский подход, научный метод, способна серьезно обогатить существующие исследования в этой области, связав философское, конкретно-историческое изучение форм и традиций национальной жизни с естественно-научным постижением природы человеческих характеров.