Чаадаев Петр Яковлевич (А. В. Шувалов)

ЧААДАЕВ ПЁТР ЯКОВЛЕВИЧ (1794–1856), русский мыслитель и публицист, повлиявший на развитие и самоопределение русской философии.

 

НАСЛЕДСТВЕННОСТЬ

(Отец) «Сумасшествие Чаадаева заключалось в том, что он считал Господом Богом шаха Надира, иначе Техмаса-Кулы-хана, узурпатора Персии и его тирана. Когда врачи не смогли излечить его от этой мании, его поручили попам; эти последние убедили императрицу, чтобы она велела изгнать из него беса. Она сама присутствовала при этом обряде; но Чаадаев остался таким же безумным, каким, казалось, он был; однако были люди, которые сомневались в его сумасшествии, потому что он здраво судил обо всём прочем, кроме шаха Надира; его прежние друзья приходили даже с ним советоваться о своих делах, и он давал им очень здравые советы; те, кто не считал его сумасшедшим, приводили как причину этой притворной мании, какую он имел, грязное дело у него на руках, от которого он отделался только этой хитростью; …его обвиняли во взятках, и он подлежал суду; из боязни суда он и забрал себе эту фантазию, которая его и выручила» (Екатерина II, 2003: 366–367).

«Предположение, что Пётр Васильевич симулировал, чтобы уйти от суда за взятки, косвенно опровергается тем, что его сын Яков Петрович застрелился в 37 лет, а внук, Михаил Яковлевич Чаадаев, страдал меланхолией» (Эфроимсон, 1998: 248).

(Брат — М. Я. Чаадаев страдал алкоголизмом и) «старой меланхолией». (Тарасов, 1990: 107).

«Примечательно, что оба брата были бездетными и не оставили наследников» (Безелянский, 2008: 97).

 

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЛИЧНОСТИ

 

«Я предпочитаю бичевать свою родину,

предпочитаю огорчать её,

предпочитаю унижать её,

только бы её не обманывать».

П. Я. Чаадаев

 

«Уже в ранней юности в Петре Чаадаеве проявились не совсем обычные черты характера, стремления. Взрослых современников просто поражала «необыкновенная самостоятельность» его поведения и «независимость мышления», поражала его непохожесть на сверстников, его какая-то воинствующая самобытность. Замашки у него были странные. Он не терпел, когда его спрашивали, к кому и зачем он уходит из дому, о чём думает» (Лебедев, 1965: 43).

(К периоду юности следует) «отнести и начало в нём развития того эгоизма и того жестокого, немилосердного себялюбия, которые, конечно, родились вместе с ним, конечно, могли привиться и расцвести только при благоприятных для них естественных условиях... Этот эгоизм в своём заключительном периоде, к концу его жизни, особенно по причине его расстроенных имущественных дел, получил беспощадный, кровожадный хищный характер, сделав все без исключения близкие, короткие с ним отношения тяжёлыми до нестерпимости, и был для него самого источником многих зол... Чаадаев имел огромные связи и бесчисленные дружеские знакомства с женщинами. Тем не менее, никто никогда не слыхал, чтобы которой-нибудь из них он был любовником. Вследствие этого обстоятельства он очень рано — лет тридцати пяти — стяжал репутацию бессилия, будто бы происшедшего от злоупотребления удовольствиями. Потом стали говорить, что он во всю свою жизнь не знал женщин... Чаадаев не чувствовал никакой подобной потребности и никакого влечения к совокуплению, что таковым он был создан» (Жихарев, 1989: 55, 57–58).

«Своеобразные отношения Чаадаева с женщинами весьма важны для понимания и его характера, и его... философии» (Тарасов, 1990: 189).

«В Петербургском, особенно, в дамском окружении он производит неизгладимое впечатление изысканной одеждой и манерами. Непревзойдённый щёголь в маске презрительного равнодушия и особой значимости, он вызывал бесчисленные пересуды о своей личности и «тайной» жизни… Он же любил похвастаться интрижками, которых вовсе не имел… Современники Чаадаева считают его отношения с камердинером Иваном Яковлевичем «непонятной причудой». Слуга был настоящим двойником своего барина, «одевался ещё изысканнее, хотя всегда изящно, как и сам Пётр Яковлевич, но всё им надёванное стоило дороже»» (Гиндин, 2005: 25, 27).

«...около 1820 года произошло «обращение» Чаадаева, а в начале 1822 года он, по совету какого-то неизвестного нам лица, прочитал несколько сочинений Штиллинга, которые вызвали в нём тяжёлый душевный кризис, затянувшийся на много лет... За эти два года, от выхода в отставку до отъезда за границу, Чаадаев чувствовал себя совсем больным... Чаадаев, по-видимому, от природы страдал крайней нервной раздражительностью, а под влиянием болезни и нравственных страданий, обусловленных отставкою и другими, вероятно, чисто духовными причинами, в нём развилась такая мнительность и такая неустойчивость настроений, которые делали его настоящим мучеником... Надо долго вчитываться в... дневник, чтобы сквозь призму тяжёлого нервного расстройства разглядеть картину душевной драмы, совершавшейся в Чаадаеве. На первый взгляд его можно принять за продукт религиозного помешательства... Душевные состояния Чаадаева, типичные для всякого мистика в подготовительной стадии, приобретали необыкновенную остроту благодаря глубокому нервному расстройству... Он всё время лечится, и всё без успеха. Галль[1] вылечивает его от ипохондрии, а к концу путешествия его душевное состояние ужасно. Этот странный турист долгие месяцы проводит в полном уединении, притом не только в английской деревушке или захолустном Ворзинге: несмотря на то, что в Париже множество его знакомых-русских, он никого из них не видит» (Гершензон, 1989: 128, 130, 133, 139–140).

(Письмо к М. Я. Чаадаеву от 22.07.1824 г.) «Галь меня избавил от гипохондрии, но не вылечил…» (Чаадаев, 1991: 43).

«Поселившись в Москве, с совершенно расстроенным здоровьем, почитая свою карьеру невозвратно уничтоженною, он предался некоторого рода отчаянию. Человек света и общества по преимуществу, сделался одиноким, угрюмым нелюдимом. Уже грозили помешательство и маразм... Чаадаев больной был несносен для всех видевших его врачей, которым всегда всячески, сколько сил у него доставало, надоедал» (Жихарев, 1989: 85).

«Весь период с 1826 по 1831 год Чаадаев пребывает в затворничестве. Меняется резко его внешний облик» (Гиндин, 2005: 29).

«Пётр Яковлевич переменил фасон не только в обхождении и платье. В 1831 году резко изменяется его почерк, принимая вид выработанной сжатой клинописи» (Тарасов, 1990: 251).

(1833 г.) «Ничего нет мудрёного, если в Петербурге уже теперь зародилось подозрение насчёт нормальности умственных способностей Чаадаева». (Гершензон, 1989: 182).

(1836 г.) «...он официально объявлен умалишённым и отдан на попечение московских полицейских врачей, которые обязаны ежедневно являться к нему для проверки его душевного состояния и выяснения степени опасности, представляемой им для окружающих» (Гроссман, 1930: 286).

(Письмо к А. И. Тургеневу, декабрь 1836 – январь 1837) «Меня часто называли безумцем, и я никогда не отрекался от этого звания…» (Чаадаев, 1991: 116).

(Вторая половина 40-х гг.) «Пётр Яковлевич извещает родственников о посещающих его, против собственной воли, мыслях о самоубийстве, «побеге из мира»... Хомяков[2] сообщает... о нервическом расстройстве «басманного философа», которое «очень близко к сумасшествию» (Тарасов, 1990: 391).

(Письмо к М. Я. Чаадаеву от 5.01.1850) «Позволь ещё несколько слов сказать о старом же, о моей болезни[3], то есть о главной причине всего со мной приключившегося в последнее время. Она, между прочим, состояла в нервических припадках, которых в первом её периоде ты отчасти бывал свидетелем, но которые во втором доводили меня почти до безумия;… целые ночи проводил я, бегая по комнате, окружённый своими людьми, и успокаивался только тогда, когда поутру мне ставили мушку на затылок. Иногда и целые дни проводил в подобных припадках» (Чаадаев, 1991: 229).

«С 1847 года, когда ему пришлось одно время лечиться от нервного расстройства, говорят даже — близкого к сумасшествию, он, кажется, ничем больше не болел до самого конца» (Гершензон, 1989: 215).

«Начиная с 1848 г. предчувствие скорой смерти постоянно сопутствовало Чаадаеву, о нём он говорил своим знакомым» (Блинов, Каменская, Каменский, 1991: 370).

(Письмо к М. Я. Чаадаеву от 18.08.1848 г.) «Смерть постигнет, вероятно, меня скоропостижно…» (Чаадаев, 1991: 218).

«Кратковременная острая болезнь довольно загадочного свойства в три с половиною дня справилась с его чудесным и хрупким нервным существом» (Жихарев, 1989: 48).

«Первое впечатление от анализа «Curriculum Vitae» (жизнеописание) Чаадаева — это то, что он страдал шизофренией… Нужно полагать, что в основе душевного заболевания П. Я. Чаадаева лежит тяжёлая эндокринопатия в виде синдрома Вернера[4] с психопатологической картиной шизо-аффективных состояний» (Гиндин, 2005: 35–36).

 

ОСОБЕННОСТИ ТВОРЧЕСТВА

«Сам Чаадаев позднее признавался гр. Строгонову, что писал своё «Философское письмо» (1829) «по возвращении из чужих краёв, во время сумасшествия, в припадках которого он посягал на собственную свою жизнь...»» (Гершензон, 1989: 142–143).

«…он был первым русским национальным философом. Тем самым он был обречён на одиночество и непонимание со стороны современников. «Первый философ», живёт ли он в демократических Афинах или в самодержавной России, в глазах современников всегда будет или преступником или сумасшедшим» (Блинов, Каменская, Каменский, 1991: 284).

«Читать Чаадаева тяжело — сплошной «поток сознания» с постоянно ускользающим смыслом. То же самое, надо полагать, чувствовали те, кому он свои творения рассылал пачками. Потому и ответов не писали. Чтобы утешиться, Чаадаев строчил сам себе ответы от имени реально существовавших людей — якобы они с превеликим интересом творения Чаадаева прочли…» (Бушков, 2006: 50).

 

Общепринятым считается мнение, что Чаадаев был специально «высочайшим повелением» Николая I признан сумасшедшим за свои критические публикации. (Здесь напрашивается параллель с советскими диссидентами 70–80-х гг. двадцатого столетия). Не отрицая в принципе этого факта, хотелось бы обратить внимание читателя на следующие патографические сведения, анализ которых показывает: 1) наличие психопатологически отягощённой наследственности; любопытно, что в отношении деда Чаадаева также подозревали, что он только «притворяется сумасшедшим»; 2) странности в поведении самого Чаадаева, отмечаемые с юношеского возраста, которые, по-видимому, сочетались с сексуальной патологией; 3) стойкий и выраженный ипохондрический синдром, выходящий за границы невротического расстройства; 4) депрессивные приступы, сопровождающиеся суицидальными мыслями.

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Безелянский Ю. Н. (2008) 69 этюдов о русских писателях. М.: «Эксмо».

Блинов, С. Г., Каменская, Л. З., Каменский, З. А. (1991) Комментарии и примечания // П. Я. Чаадаев. Полное собрание сочинений и избранные письма. В 2 т. Т. 2. М.: «Наука».

Бушков, А. А. (2006) Распутин. Выстрел из прошлого. СПб.: «Издательский Дом «Нева».

Гершензон, М. О. (1989) Грибоедовская Москва. П. Я. Чаадаев. Очерки прошлого. М.: «Московский рабочий».

Гиндин, В. П. (2005) Психопатология в русской литературе. М.: «ПЕР СЭ».

Гроссман, Л. П. (1930) Записки д`Аршиака. Петербургская хроника 1836 года. Пб: Изд-во «Пролетарий».

Екатерина II (2003) Памятник моему самолюбию. М.: Изд-во «Эксмо».

Жихарев, М. И. (1989) Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи. (Мемуары современников). М.: Изд-во МГУ.

Лебедев, А. А. (1965) Чаадаев. М.: «Молодая гвардия».

Тарасов, Б. Н. (1990) Чаадаев. 2-е изд. М.: «Молодая гвардия».

Чаадаев, П. Я. (1991) Письма // Полное собрание сочинений и избранные письма. В 2-х т. Т. 2. М.: «Наука».

Эфроимсон, В. П. (1998) Гениальность и генетика. М.: ИИА «Русский мир».

---