Бурно М. Е. О целительном общении с природой (к занятиям в группе творческого самовыражения)*
Настоящая книга Аталии Семёновны Беленькой (Беленькая, 2011) может стать близким, задушевным психотерапевтом для многих, многих тревожных людей. Прежде всего потому, что эта книга, как и всё другое, созданное писательницей, вышла из умудрённого жизнью сердца, она про себя, дышит правдой в каждой своей подробности. Доброй искренностью книга проникает в читателя, оживляет его душу, а из оживлённой души уходят прочь тревога, тоскливость, растерянность перед сегодняшней трудной жизнью. Оживлённая душа светлеет и яснее, отчётливее чувствует-понимает свой смысл, свой путь в жизни. Наконец, это книга о Природе. Природа для многих тревожных людей — самая надёжная опора души.
В предисловии «Психотерапевт Природа» к другой книге Аталии Семёновны «Осторожно ветер из калитки вышел…» (Бурно, 2004) уже рассказывал, как и почему общение с природой целительно действует на человека. Здесь попытаюсь, тоже как психотерапевт, пояснить, как именно разные люди, сообразно каждый своей душевной природе, переживает целебно это свое общение с природой.
В новой книге проза автора естественно, как и в прежней книге о природе, перемежается с чудесными стихами поэтов. Стихи усиливают, уточняют художественно-психотерапевтическую работу прозы. Сам выбор, отбор стихотворений здесь есть своеобразное творчество выбора, при котором автор выбирает, хоть и не своё произведение, но глубоко ему созвучное, то есть, в данном случае, стихотворение, в котором живёт и его душа тоже. Так, например, художник своею неповторимой личностью выбирает-подбирает в лесу заковыристый сук или созвучную ему шишку — и эти лесные «находки» становятся самостоятельными произведениями его искусства выбора, даже, может быть, занимают своё место в музее, хотя не сам художник их непосредственно создал. Но выбрал в каждом их них себя, своё личностное.
Не могу рассказать здесь достаточно подробно о разных картинах души, характера людей, неравнодушных к природе. Об этом, например, в моей книге «О характерах людей» (Бурно, 2008). Но Аталия Семёновна, сама может быть, не зная, помогла мне, составив весь последний раздел книги «Вместо эпилога» из стихотворений о природе поэтов разных характеров. Любое творческое произведение (не только стихотворение, не только о природе) всегда автопортрет того, кто его создал. Встреча с поэтом, с его индивидуальностью, в том числе, в его стихотворении, как уже отметил, оживляет нашу индивидуальность творческим вдохновением, помогая, в сравнении, в данном случае, с поэтом, чувствовать себя более собою, обнаруживая и грани созвучия и грани различия. «Тема «Человек в недрах природы», природа», как отмечает Аталия Семёновна, «подсказывает, как нам жить, как решать свои проблемы, настраивает человека философски» (Беленькая, 2011) (здесь и далее цитаты — из данной книги А. С. Беленькой. — Ред.).
Стихи поэтов, однако, живут не только в этом заключительном разделе, но и в других местах книги.
Итак, вот человек с так называемым замкнуто-углублённым характером чувствует, как ему свойственно, подлинной реальностью изначальную духовность. Это обнаруживает себя, например, в тонких символически-сновидных, подсвеченных чувством изначальности духа, таинственных нестеровских пейзажах, в тоже сновидно-символических стихах Рубцова, в его пронзительном желании в осеннем лесу «превратиться или в багряный тихий лист, или в дождевой весёлый свист», дабы проникнуться чувством чистоты леса, природы и сказать «перед дорогою большою», что был в лесу листом, дождём и, значит, «чист душою». Это как замкнуто-углублённый японец Мацуо Басё, ещё в 17 веке, увидев под плетнём «цветы «пастушьей сумки»», по-видимому, как представляется мне в его хокку, почувствовал себя вместе с этими невзрачно-прекрасными цветами включённым в Великую изначально духовную Красоту мира.
Человек с романтически-демонстративным складом души (он склонен к реалистически-материалистическому мироощущению с точки зрения здравого смысла) живописует (если способен к живописи) в духе Карла Брюллова ярко-красочно, но холодновато, без внутренней сложной размышляющей глубины, тепла, а в поэзии это видится, например, в стихах Бунина. Там — в лесу зимой, под «жёлтой листвой» «дремлет побегов и трав прозябание, сок животворных корней». Внешняя нарочито-загадочная, но по-своему красивая приукрашенность видится и далее. «Жизнь зарождается в мраке таинственном. / Радость и гибель ея / Служат нетленному и неизменному — / Вечной красе Бытия!».
Человек авторитарно-напряжённого склада видит и изображает природное реалистически-материалистически, но не романтически, а напряжённо-заботливо с шишкинским чувством хозяина, хотя и внимательно-нежного и к соснам, и к травам в живописи или по-шукшински угрюмо-защищающе, трогательно-сочувственно, например, по отношению к хрупким молодым берёзкам в прозе и в фильме.
Человек тревожно-сомневающийся слышит в природе, одухотворённо-материалистически воображая, анализируя, человеческое, более или менее глубокое переживание, будто растения и животные наделены человеческой душой. Это — как грустные стога Моне, как чеховские вороны, что карканьем «Голая! Голая!» дразнят холодную Волгу, «тусклую», уже без «роскошных зелёных ковров на берегах».
Там, где оскольчато уживаются вместе материалистическое и идеалистическое мироощущения (полифонический характер), природно-материальное часто видится философически сверхматериальным до некоторой каменистой мертвоватости рядом с идеалистически-сказочным. Но без этого соединения несоединимого не было бы переживания более или менее глубокой трагичности-философичности, побуждения, может быть, к самым высоким, космического масштаба, раздумьям. Это видится и в творчестве Ван Гога, и в стихотворении Заболоцкого, которое приводит Аталия Семёновна. Поэт не может понять, кто ему «откликнулся в чаще лесной». «Утром и вечером, в холод и зной, / Вечно мне слышится отзвук невнятный, / Словно дыханье любви необъятной, Ради которой мой трепетный стих / Рвался к тебе из ладоней моих…».
Каков же характер автора книги? Думается, лирически-земной, естественный (синтонный — «вместе» (латынь)), наполненный тёплым светом с колебаниями настроения от радости к печали, порою — тягостной, тревожной печали. Но это не циклотимия, как в своё время у Левитана, а такое своеобразие душевного здоровья. Как у Поленова, Серова, Тургенева, Куприна. Этот характер и даёт возможность автору выразить своё тёплое, солнечно-грустное или печально-уютное, отношение к природе с таким чувством к растениям и животным — как будто бы они твои близкие родственники, о которых хочется по-земному заботиться, без тревожно-сомневающегося чеховского глубинного проникновения в душу животного или в душу степи, как в душу человеческую. Но зато заботиться особенно, живо, душевно-выразительно, общаясь с растениями и животными, как с людьми, и желая от них такого же общения с самою собой. И всё это разное в отношении к природе разных упомянутых выше творцов по-своему прекрасно, потому что у каждого писателя, вообще художника в широком смысле, есть круг читателей, зрителей, характером на него похожих. Это — известный закон Геннекена — по имени французского исследователя 19 века. Общаясь с творчеством созвучного им творца (отмечу, отталкиваясь от закона Геннекена), люди все более чувствуют себя собою для своей, повторяю, жизненной дороги, обретая на ней свой, сообразный своему складу, смысл и свою любовь.
Теперь постараюсь показать, как сказанное выше обнаруживается в этюдах о природе Аталии Семёновны Беленькой.
В этюде «Юлиан бархатный» гордый красивый цветок с тёмно-красной бархатистой шапкой, с двумя своими друзьями, подаренные на день рождения, освещают квартиру и во многом горькую жизнь хозяйки, подчёркивая в квартире и в жизни всё хорошее. Со временем два друга поникли, увяли, пришлось их выбросить, а Юлиан бархатный всё гордо стоял. Но вот и он стал увядать, мрачнеть, как «человеческий старик». Однако всё крепился, плача, желая передать молодым что-то важное для их жизни. Хозяйка про себя, душой разговаривала с ним и чувствовала, что Цветок дарит ей мужество и надежду на то, что много важного, полезного она ещё успеет сделать и поймёт, что жила, живёт не напрасно, как и он сам.
В этюде «Плачет старая берёза…» писательница в Кусковском парке, который был для неё много лет «главной «жилеткой»» («рассказывала ему всё без утайки», а он «всё понимал и всё принимал»), вдруг увидела, после долгого отсутствия, прежде праздничную, свежую, молодую, знакомую Берёзу на старом месте, — уже старушкой. С безлиственными, высохшими ветвями, живущая «почти замертво», она плакала и плакала «от болей и болезней», будто хотела выплакать писательнице свои горести. Если бы можно было для неё «отыскать чудо-доктора» с «исцеляющими таблетками»! Хотелось и хотелось стоять рядом с Берёзой, разделяя её печали. Снова слышим естественное деятельное желание синтонного человека с тёплым светом в душе помочь страдающему. Не просто наблюдение за воронами, каркающими о том, что осенняя Волга «голая». Хотя и это проникновенное, переживающее наблюдение тревожно-сомневающегося человека, писателя, имеет свою особую силу, ценность (но не деятельную, не живое стремление прежде всего непосредственно помогать, делать). И писательница, покидая Берёзу, направляясь домой, открывает для себя «великий закон жизни»: тот, кому горько плачешься, помогая тебе, сам разрушается твоей горечью, принимая её в своё сердце. Парк, под каждым кустиком которого застряли «мои переживания и слёзы, не просто выслушивал меня, но вбирал в себя все мои боли, отдавая при этом мне свои силы и здоровье».
В этюде «Здравствуйте, мои дорогие!» рассказывается о том, что умерла сестра писательницы, хозяйка чёрного с белыми пятнами кота. Её сын много работал вне дома, и этот кот, Чёрик, подолгу жил один в пустой квартире. Аталия Семёновна приезжала его кормить. Она чувствовала, что Чёрик благодарно улыбается ей, встречая её. Из разных мест квартиры он деликатно наблюдал за писательницей. Он «будто очень хотел мне сообщить, что дома никого, кроме него, нет, но сейчас и он не один, и я не одна, потому что мы рядом, мы вместе. Потрясающее ощущение! Казалось, что он, ни о чём меня не спрашивая, знает обо мне очень многое, и прежде всего — что мне грустно; я только кажусь сильной и бодрой, на самом деле очень нуждаюсь в поддержке».
Вот это и есть глубинное земное соприкосновение с Природой, с животным, растением, как с родными душами. Так и у синтонного характером Тургенева в стихотворении в прозе («Собака») собака и человек во время неистовой бури за окном смотрят друг другу в глаза и в каждой паре глаз «одна и та же жизнь жмётся пугливо к другой».
Природа и человек в этой книге, таким образом, не только сходно-родственно переживают, но и постоянно, повторяю, деятельно, помогают друг другу. В этюде «Тополь под моим окном» Тополь-богатырь, изъеденный, высосанный тополиной молью, в катастрофической летней «неслыханной жаре» 2010 года порыжел листьями, опадающими, будто уже осень, поглощал ядовитый густой дым. Моль в это время чуть «не сожрала его полностью». Но «обглоданный и ободранный», Тополь укрывал под собою «деревья «поменьше ростом», принимал все удары на себя». Сохранившаяся зелень Богатыря поглощает дым — и писательнице поэтому легче дышать, нежели её племяннику в центре Москвы. «Едва не плача», благодарная писательница восхищается своим измученным спасителем.
Природа не только помогает человеку своими разнообразными действиями, но и своей природной Мудростью. Вот этюд — «Листья падают… Листья падают…» Осень для писательницы всегда «невыносима печальна». Деревья теряют свои листья навсегда. Новым летом будут уже другие листья: каждый лист неповторим, как и каждый человек, так всегда было и будет. Как «деревья теряют свои родные листочки», так и писательница теряет одного за другим родных ей людей и оплакивает их, как «дерево свои опавшие листья». Уходят родные. «Теряем самых близких, самых дорогих людей, без которых сама жизнь, кажется, теряет смысл». Но тут Природа дарит писательнице поражающее её открытие. Ведь приходит зима — и «деревья живут дальше, с неизбежностью смиряясь с потерями». Деревья как бы говорят нам: «Ничего не поделаешь, приходится смиряться с неизбежным; вот и вы смиряйтесь, ничего другого не дано ни нам, ни вам». Этюд заканчивается словами: «А где-то в самых сокровенных глубинах Природы нарождаются уже другие жизни, которые обязательно расцветут в свой урочный час». Это так синтонно-естественно, печально-светло!
Как психотерапевт, тоже говорю тем, кому помогаю: Природа в нас и вокруг нас, мы с нею одно, она во многом мудрее нас и нас исцелит. Но Аталия Семёновна говорит об этом с богатым, женским, художественно-синтонным переживанием, по-своему проникающим во многие души, проникающим по-другому, по-своему сильнее и подробнее, нежели моё, врачебное.
Это — поистине ценная психотерапевтическая книга.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Беленькая, А. С. (2004) Осторожно ветер из калитки вышел… Этюды о природе и человеке. М.: Альфа-М.
Беленькая, А. С. (2011) Лес говорит о вечном и простом. М.: «Знак».
Бурно, М. Е. (2004) Психотерапевт Природа // Беленькая А. С. Осторожно ветер из калитки вышел… Этюды о природе и человеке. М.: Альфа-М.
Бурно, М. Е. (2008) О характерах людей (психотерапевтическая книга). Изд-е 3-е, испр. и доп. М.: Академический Проект; Фонд «Мир».
* Предисловие к книге А. С. Беленькой «Лес говорит о вечном и простом». М.: «Знак». 2011. С. 3–10.