Орлова Т. В. "Два Христа" (материалы к занятию о природных различиях религиозного чувства, переживания)

Занятие на тему «Два Христа» по творческому выбору созвучного из пары репродукций художественных произведений — картины И. Н. Крамского «Христос в пустыне» и иконы Андрея Рублева «Спас». Выбор подходящих разным изображениям Христа стихотворений на религиозную тему А. С. Пушкина и Н. С. Гумилева.

Пациенту говорится, что чувство Бога у людей разное, и оно зависит от природного мироощущения конкретного человека, которое бывает ближе к материалистическому или идеалистическому. Если попробовать прислушаться к своим внутренним ощущениям и решить для себя — что кажется мне правильным? — на свете раньше появляется материя или Дух? что от чего происходит? — и обсудить это с другими людьми, то окажется, что есть люди, которые, чувствуют первичность материи по отношению к Духу, и есть люди, которые ощущают первичность Духа по отношению к материи, а кто-то скажет на этот вопрос — «Не знаю, что и ответить». Те люди, которые по природе своей души чувствуют первоначалом всего материю (тело), являются, скорее всего, по своему мироощущению «материалистами». Другие, которые ощущают материю производной от творящего ее вечного и бесконечного Духа, скорее, являются по своей душевной организации «идеалистами». Нет недостатков ни в том, ни в другом мироощущении — таким каждого из нас сотворили Бог или Природа — здесь тоже каждый по-своему назовет источник жизни.

С пациентом обсуждается научная гипотеза (допущение), что национальный российский характер можно обозначить как имеющий в своей основе материалистическое мироощущение, но с присущим многим россиянам своеобразной «душевной слабостью» (часто в мягких, «здоровых», формах). Эта особая «слабость» российского характера проявляется в природной дефензивности немалого числа людей нашей страны. Поясняется, что словом «дефензивность» обозначаются такие особенности психики человека, которые заставляют его вести себя неагрессивно, т. е. проявлять в конфликтной ситуации уклоняющееся, а не наступательное поведение. Российские материалисты в большинстве своем не слишком убежденно-настойчивы в отстаивании своей личной правоты, часто сомневаются и неуверенны в себе, склонны к самоукорению, жалостливости к «меньшому брату», «кому еще хуже, чем тебе» (М. Е. Бурно), даже если этот «меньшой» сам виноват в своем несчастье (пьет, бродяжничает, преступает закон, но оказался пойман в преступлении…). Из-за этой нашей российской «душевной слабости» и милосердности, которую кто-то назовет и беспринципностью, мы нередко попускаем в себе и людях неправду и несправедливость, часто излишне снисходительны, ленимся что-то начинать делать до последних сроков[1].

Православие оказалось созвучным российскому национальному характеру своим призывом к сердечному милосердию, благодушному терпению бед и огорчений, а также своей реалистоподобностью (материалистоподобностью). Наша национальная православная религия учит самоотверженно исполнять свои семейные и общественные обязанности, жить с оглядкой на заповеди. Это понятно и душе материалиста, который ценит порядок в стране и в собственной семье. Учение Русской православной церкви легко ложится на душу российского человека-материалиста еще и потому, что оно ощутимо для всех его органов чувств (лицезрение и позволение касаться икон, церковное пение, обоняние запаха ладана, всегдашняя возможность беседы со священником не через католическую решетку, а с глазу на глаз и т. д.). Старшие члены семьи многих из россиян так или иначе исповедовали православную веру, память об этом сохраняется в семье. «Русский Бог» почти материален и близок душе российского человека своим отеческим милосердием, трогающим сердце заступничеством перед Всевышним Его Матери и Святых Угодников Божиих, к которым россиянину часто душевно легче прибегнуть, чем к самому Христу. Это, как и в жизни у многих нас, — страшась сурового отказа, просим попросить за нас человеку, которого начальник любит и выполнит его просьбу.

Рассказывается, что у многих из людей, хотя бы и материалистов, но родившихся и живущих в нашей стране, есть природная склонность, расположение к православной религии с ее учением о смирении своего гнева и уныния, упованием на то, что «Бог все видит, хоть не скоро скажет», утвердительной надеждой, что наше терпение не напрасно, что нас так Бог испытывает, говоря по-старославянски — «взыскивает», приближает к себе. Приводится утверждение Оптинских старцев о том, что «благодушное несение скорбей» засчитывается Богом за великие духовные подвиги и отражается на семи будущих поколениях и на семи прошедших поколениях семьи этого человека. Приводятся слова Святых Отцев о том, что в роду может «избираться» самый сильный духом человек (хотя он таковым себя часто не считает, но Там виднее), и этому человеку попускается какая-то трудность в жизни — нелегкая судьба, серьезное несчастье или болезнь. Если это переносится им без озлобления и отчаяния, то таким его отношением к испытанию изглаживается многое тяжелое в семье. Такое его христианское поведение (спокойное принятие лечения, помощи от врачей и близких, надежда, что Бог не оставит и даст через их руки или как-то по-другому облегчение) является великой духовной заслугой больного и одновременно его даром своим близким.

Пациенту напоминается, что в личности Христа соединены две ипостаси — человеческая и Божественная. Если художник, будучи по природе своей души материалистом, пишет картину на религиозную тему, то он независимо от своего желания более явно проявляет земную ипостась Христа. Все естественно-полнокровные произведения живописи на религиозную тему, написанные материалистами, не являются иконами и не могут находиться в церкви. Если же у художника имеется врожденное ощущение первичности Духа, то у его Христа будет более проявлена Божественная составляющая с ее знаками принадлежности к миру Духа — условностью изображения тела и окружающих предметов, их иероглифичностью, потаенной знаковостью. Только такая живопись может являться основой для иконописи. Иконы должны быть написаны символически-канонически, это непременное условие их возможности находиться в храме.

Российский художник И. Н. Крамской по природе своей души материалист. Он ощущает для себя материю (тело) подлинной реальностью, для его души убедительно происходящее непосредственно сейчас, в эту минуту, доступное всем его органам чувств существование земли, воды, воздуха, человеческого тела. Материальностью чувствования, синтонным (естественно-жизнелюбивым) характером Крамского обусловлена естественность и живость всех его картин. Все изображенные им предметы «дышат» духом, источают его в виде теплого света, идущего от тела. Людям с материалистическим мироощущением свойственно ощущение первичности материи, поэтому даже картины на религиозные темы у них написаны как сцены из жизни людей. Христос, Божья Матерь, святые угодники на картинах материалистов выглядят, как одухотворенные люди, таким может быть почти каждый человек в высокие и светлые свои минуты. Многим материалистам созвучно земное, человеческое изображение Христа Крамским в облике глубоко задумавшегося молодого человека перед важнейшим поворотом его судьбы — выходом на служение людям, с лицом утомленным и печальным, может, с тайным сомнением в достаточности своих сил…

На иконе Андрея Рублева, причисленного Русской православной церковью к лику святых, мы видим изображение Христа без какого-либо точного знака его возраста или иной земной принадлежности. Он вообще изображен не слишком правильно с точки зрения анатомического строения человеческого тела. Подбородок, перетекающий в шею, а шея — в плечи, узкий и длинный, как прорезанный резцом крючковатый нос, спутанная масса волос, едва намеченный рот, нечеловеческие глаза — отрешенные и всеведущие. Этот лик, подобного которому никогда не встретишь ни среди людей на улице, ни даже среди прихожан или служащих церкви, является иносказательным изображением — символом иного мира, мира Духа, о котором Рублев знает не понаслышке благодаря структуре своей души, но видит его своими внутренними глазами, ощущает его как подлинную реальность. Только человек с идеалистическим мироощущением, имеющий благодаря своему аутистическому (замкнуто-углубленному) характеру природный дар ясно чувствовать мир Вечного и Бесконечного Духа, может так, совершенно иначе, чем Крамской, изобразить лик Спасителя. Из глаз этого Христа смотрит на нас Отец.

Рассказывается, что наш великий поэт А. С. Пушкин по своей природе был материалистом, но он родился и жил в России, где, как считают некоторые ученые-генетики, православие за много веков уже вошло в наследственный материал нашего народа. Возможно, «пребывание» образа православия в нашем генофонде объясняет природную склонность большинства россиян к этому вероисповеданию, даже если в семье с детства этому не придавалось значения. Эта «генетическая память» может «просыпаться» в нас в минуты жизненных испытаний. Приводятся воспоминания прот. Дмитрия Булгаковского о том, что Пушкин нередко подвергал религию едким и колким насмешкам (Шевкунов, 2009: 309–318). Поэт не был ни философом, ни богословом, у него был жизнерадостный, «свободный ум». Но был ли он совсем далек от религии? Русский писатель Д. С. Мережковский говорил, что «христианство Пушкина было естественно и бессознательно», что он верил в Бога «по-своему». Пациенту приводится стихотворное переложение Пушкиным молитвы «Отче наш», написанное им как простая мольба детей, с доверием и любовью обращающих взор к своему Отцу:

«Отец людей, Отец Небесный,

Да имя вечное Твое

Святится нашими устами,

Да придет Царствие Твое,

Твоя да будет воля с нами,

Как в небесах, так на земли.

Насущный хлеб нам ниспосли

Твоею щедрою рукой.

И как прощаем мы людей,

Так нас, ничтожных пред Тобою,

Прости, Отец, Твоих детей.

Не ввергни нас во искушенье

И от лукавого прельщенья

Избави нас».

Когда Пушкин был смертельно ранен на дуэли Дантесом и тяжело болел перед смертью несколько дней, на предложение близких встретиться со священником он выразил согласие, причем сказал: «Возьмите первого ближайшего священника». Послали за отцом Петром из Конюшенной церкви. После Таинства покаяния, отпуская вину убийце, Пушкин сказал своему другу Данзасу: «Требую, чтобы ты не мстил за мою смерть. Прощаю ему и хочу умереть христианином». Когда ему стало чуть легче, Пушкин попросил позвать жену и детей. «Он на каждого оборачивал глаза, — сообщает бывший при этом Спасский, — клал ему на голову руку, крестил и потом движением руки отсылал от себя».

Другое ощущение Бога и обозначение Его присутствия в жизни человека мы видим в стихотворении российского поэта Н. С. Гумилева, расстрелянного по обвинению в контрреволюционном заговоре в 1921 г. В стихотворении говорится об искушении человека падшим ангелом Денницей предложением ему интереснейших занятий жизни, но — без ощущения высшего смысла во всех этих занятиях. То есть — все возможное, но только для самих себя, без ощущения благословления этих дел Богом:

«Он не солгал нам, дух печально-строгий,

Принявший имя утренней звезды,

Когда сказал: «Не бойтесь вышней мзды,

Вкусите плод, и будете как боги».

 

Для юношей открылись все дороги,

Для старцев — все запретные труды,

Для девушек — янтарные плоды

И белые, как снег, единороги.

 

Но почему мы клонимся без сил,

Нам кажется, что Кто-то нас забыл,

Нам ясен ужас древнего соблазна,

Когда случайно чья-нибудь рука

Две жердочки, две травки, два древка

Соединит на миг крестообразно?»

В стихотворении Гумилева нет даже упоминания имени Бога и его сына Иисуса Христа, но понятен смысл упоминания креста — символа православной религии. Если Пушкин в детской простоте обращается непосредственно к Богу с просьбами о насущном, то Гумилев иносказательно-символически говорит с нами о мире Духа, о пути подражания Христу, в том числе, и его крестным страданиям. Речь идет о том следовании Христу, которое мы проявляем, «неся свой крест» — перенося с возможным душевным спокойствием наши собственные страдания, если будучи незваными, они все-таки пришли в нашу жизнь.

Задается вопрос: имеет/имела ли религия какое-то значение в Вашей жизни или в жизни Ваших родных? Какое изображение Христа более созвучно? Какой Христос более близок душе, может, более понятен? К какому из них проще обратиться с просьбой о себе, о своих близких? Какое стихотворение — А. С. Пушкина или Н. С. Гумилева — больше подходит изображению Христа И. Н. Крамским, какое — изображению Христа на иконе Рублева?

Ниже приводятся отдельные высказывания пациентов на занятии:

— В Спасе Рублева вижу величие души, всепрощение. Могу к нему обратиться за поддержкой, Он — всесилен. Иконе созвучно стихотворение Гумилева, оно поворачивает мне душу. Я — рядом с иконой Рублева, я был и есть православный человек. Во время занятия понял, почему люди по-разному веруют, раньше казалось, что правильно — это когда все одинаково, как положено.

— Христос Крамского — более человек, чем Бог. На картине Он изображен находящимся на распутье, с тяжелыми переживаниями, как и многие из нас, находящиеся в болезни. Этот Христос — более земной мудрец, которому за свою мудрость придется заплатить жизнью. Пушкин, конечно, «говорит» языком Крамского. И Крамской, и Пушкин — люди «плотяные» (от старославянского слова «плоть»).

— У меня пять дней назад умерла сестра, говорить что-то трудно, но мне близка картина Крамского, я сейчас тоже нахожусь в печали, как и Христос, изображенный на ней. Мне кажется, что я могла бы по-человечески, как Пушкин своими словами, обратиться к Богу и попросить Его о своей сестре, о себе…

— В иконе Рублева — нечеловеческая мудрость, спокойствие, сосредоточенность на Высшем. Ей, конечно, место в храме, а не в Третьяковской галерее, как сейчас. Кажется, стихотворение Гумилева больше подходит этому изображению Христа.

— Христос Крамского удручен, мне не нравится его стесненная поза, краски на картине темны, но он похож на меня, какой я сейчас в болезни. Наверное, поэтому Христос Крамского мне ближе. Молитва Пушкина мне более созвучна, она простая и доходчивая, я ее хочу выучить.

— На иконе Рублева — лик человека победившего, человека в высшей духовной силе, с отблеском на нем Божественного Света. Подходит иконе и более мне созвучно, чем Пушкинское, стихотворение Гумилева. Я хоть в храм не хожу, но верю в Любовь к нам Создателя, и здесь, в больнице, я тоже чувствую эту Любовь

— Христос на картине Крамского, кажется, может надломиться духом, так ему тяжело. Мне все здесь ясно, но моя душа «играет» и возвышается от взгляда на икону Рублева.

— Христос Рублева слишком уверен в себе. Стихотворение Гумилева мне не совсем понятно, но кажется более подходящим изображению Христа на иконе Андрея Рублева «Спас».

— Мне ближе Христос Крамского, который, сидя на камне в пустыне, глубоко задумался — что ему делать дальше. Нравится это изображение Христа, потому что он здесь земной, реальный, и все решит — этой головой и сердцем, все сделает этими сцепленными сейчас в замок руками. В стихотворении-молитве Пушкина мне все понятно — каждое слово, и это мне нравится.

Обсуждается, как по-разному проявляется вера в Бога у людей разных мироощущений. У материалистов она часто выглядит как теплая любовь и помощь друг другу. Возможно, именно это от нас, в первую очередь, и ожидается, если Он создал нас материалистами, с трудом или совсем не понимающими догматы церкви. Некоторые люди думают о себе, находясь в болезни, что такую же тяжесть своим земным телом и своей человеческой частью души переносил и Христос. Вот Он сидит, понурый, в пустыне на картине Крамского, похожий на одного из нас, когда мы болеем душой или телом. Он в своей земной жизни добровольно страдал за нас, ощущая своей аутистической, нездешней душой эту свою неразрывную связь со всем миром, чувствуя, что часть наших бед Он берет на себя, что нам от этого будет полегче жить. А мы в терпении болезни, в «благодушном несении скорбей» становимся похожи на него, приближаемся к нему, и довольно с материалиста этой терпеливости в болезни и взаимной любви друг к другу, это, может, и есть главное в его вере. В старости Лев Толстой, являясь по природе своей души материалистом, отвергающим непонятные его душе мистические церковные догматы, продиктовал своей дочери Саше (Басинский, 2010: 609–610): «Человек есть проявление Бога в веществе, времени и пространстве. Чем больше проявление Бога в человеке (его жизнь) соединяется с проявлениями (жизнями) других существ, тем больше человек существует. Соединение этой своей жизни с жизнями других существ совершается любовью. Чем больше любви, тем больше человек проявляет Бога, тем больше он истинно существует».

Пациенту говорится, что у человека с идеалистическим мироощущением, чувствующим своей душой Иную реальность, вера в Бога может иметь другой вид. Если та или иная религия имеет грани созвучия с его душевно-духовной «концепцией», то человек с аутистическим (замкнуто-углубленным) характером без сомнений принимает соответствующую догматику, она ему понятна даже без разъяснений священника, он как будто «родился с этим знанием». Аутисту (замкнуто-углубленному) легко служить Христу через выполнение близких, созвучных ему церковных обрядов, духовно, мистически соединяющих его с Богом[2]. Или аутист выстраивает свои «мосты» в мир Духа, называя Его для себя по-другому — Истиной, Любовью, Красотой, Правдой, Гармонией, Смыслом (М. Е. Бурно). В реальной жизни вера аутиста (замкнуто-углубленного) может быть не так заметна, как теплая заботливость к близким людям верующего материалиста, его широкое празднование Пасхи с христосованием, куличами, разноцветными яичками. Замкнуто-углубленные вообще нередко менее чувствительны даже к близким к людям, чем к «бессловесной Природе» — растениям, птицам, камням, животным, потому что во всем этом явно проявляется Бог, а «человек часто сам в себе искажает образ Бога». Религиозный аутист, даже не ходящий в церковь, может ощущать себя глубоко верующим человеком и говорит, что у него в душе «свой Бог» и он ему «по-своему служит».

 

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Басинский, П. (2010) Лев Толстой: Бегство из рая. М.: Астрель, АСТ.

Шевкунов, Т. Архимандрит (2009) Непознаный мир веры. М.: Изд-во Сретенского монастыря.

---